Форум » » О гордости русскостью или страной » Ответить

О гордости русскостью или страной

Администратор Eve: http://www.stengazeta.net/article.html?article=6068 Читать все было некогда, но даже начало заинтересовало и кажется согласна с выводами автора, как дочитаю, дополню.

Ответов - 10

Администратор Eve: http://www.expert.ru/russian_reporter/2011/01/nesvarenie-naroda/ — Ну что, экстремисты, фашисты и примкнувшие к ним идиоты, поехали в тюрьму! Смертельно уставший водитель омоновского пазика сплевывает в окно: младшему из задержанных 14 лет, старшему 43. Возраст, а также национальный состав «русских националистов» выяснится позже, когда в райотделе будут переписывать данные задержанных. Из 39 ксенофобов русские и украинские фамилии носят только 26 человек. Остальные — татары, корейцы, пара чувашей, еврей и один реальный мулат с дредами. Он тоже пришел бить кавказцев. Услышав про тюрьму, малолетки с задних сидений начинают нервничать. — Мне же завтра в школу! — В школу пойдешь лет через пять. И то, если судья добрый попадется, — улыбается здоровенный омоновец. Сопровождающие только что сняли шлемы, и оказалось, что под устрашающим антуражем скрываются вполне человеческие лица. — Да ладно, не ссы. Отпустят вас в отделе, только данные перепишут. Если каждого судить, никаких судей не хватит. Семерым бойцам предстоит конвоировать до ближайшего отделения милиции задержанных во время драки на площади у ТЦ «Европейский». О том, что происходило в последний месяц 2010 года на площадях Москвы, Питера, Ростова-на-Дону, рассказали и показали все СМИ. Но самое интересное и самое страшное увидел наш корреспондент, оказавшийся вместе с задержанными в милицейском пазике. Как только с шипением закрываются двери автобуса, становится предельно ясно, что никакой «линии фронта» между условными националистами и условными защитниками государственного строя, в сущности, нет. По разные стороны условной баррикады полное идеологическое единение. А значит, во время очередной серьезной бузы граница между этими двумя силами может исчезнуть в любой момент. И этот, самый серьезный, урок минувшего декабря, похоже, еще в полной мере не осознан. — Вот зачем вы нас загребаете? Вам самим этот беспредел кавказский не надоел? — Бородатый парень лет тридцати дергает ближайшего омоновца за рукав. — Ты из идейных, что ли? — перебивает омоновец. — Из идейных. — Так вот, идейный, и вы все остальные тоже: слушаем сюда. Вы какого хрена приперлись к зверькам с одними кулаками? Вы с кем честно драться собрались, бараны? Вот ты, например, — омоновец за шиворот поднимает с кресла ближайшего к нему подростка, — ты что будешь делать против травмата? Пули зубами ловить? Вы знаете, сколько мы оружия у них сегодня изъяли? Ножи, стволы, кастеты. Каждый из вас спасибо нам должен сказать, что живой сегодня остался. «Спасибо» раздается с задних рядов. «Сын готов воевать с отцом. Все признаки гражданской войны налицо, Теперь ты понимаешь, почему никто так и не дал команды разгонять все эти митинги по-взрослому, несмотря на все слова президента? Ни один чиновник никогда не даст такую команду, зная, что в толпе может оказаться его сын» — Пожалуйста. Вы думаете, нам нравится то, что происходит? Не нравится. Гоняешься за ними на Кавказе, потом приезжаешь, а они уже тут. Вот только е…ть их надо на поражение, а не так, как вы. Зачем про «стрелу» орать на весь мир? Тихо сговариваетесь, выходите и кладете их мелкими партиями. Потом бегом домой и ложитесь спать. Надо перенимать тактику врага. Все, приехали. Автобус останавливается возле отделения милиции. Старший скрывается за массивной железной дверью. Возвращается минут через пять. — Едем дальше. Здесь одно зверье. Мест нет. Все ближайшие райотделы забиты задержанными выходцами с Кавказа. До отделения милиции, в котором «свободные места» есть хотя бы в актовом зале, добираемся спустя три часа после задержания. Весь личный состав на дежурстве уже сутки. Несовершеннолетних забирают в ПДН. Остальным предстоит дактилоскопирование и занесение личных данных в базу московских экстремистов. — Фамилия? — N. Глаза начальника районного уголовного розыска медленно превращаются в блюдца. — Полковник N из департамента собственной безопасности тебе кто? — Отец. Майор медленно и аккуратно рвет протокол, обводит взглядом зал и также медленно и аккуратно говорит: — Среди задержанных еще дети сотрудников есть? И русские, и кавказцы видят друг друга только в метро, кафе, на улице и по телевизору. И, возможно, им просто не хватает точек пересечения. В сущности, когда два народа готовы уничтожать друг друга — это ведь тоже своеобразная жажда общения, выразившаяся в такой дикой форме, потому что другой никто не предложил Семь человек поднимают руки. — Б…дь, — как-то обреченно выдыхает майор. — Этих в отдельную очередь. Без протоколов. Ну ты-то что на «Киевской» забыл? Тебе-то чего в этой жизни не хватает? А? Сын полковника внимательно смотрит в глаза майора и негромко, но с вызовом говорит: — Да потому что достали вы уже! Живете с черных денег. За бабки позволяете им творить беспредел. И вы лично, и батя мой. Майор неожиданно взрывается. — Я их сюда пустил?! Да будь моя воля, я бы их за 24 часа вып…л назад в горы. Но как только их тронешь, они жалобы пишут в прокуратуру и отцу твоему. Вот с него и спрашивай. — Я и спрашиваю. — Иди на х… отсюда! Сержант, проводи его. Пусть валит, а то потом проблем не оберешься. — Сын готов воевать с отцом. Все признаки гражданской войны налицо, — сам себе шепчет мой сосед справа. Этот пожилой мужчина — единственный, кто был задержан на месте драки случайно: просто шел с электрички в метро. — Теперь ты понимаешь, почему ОМОНу никто так и не дал команды разгонять все эти митинги по-взрос-лому, несмотря на все слова президента? Ни один чиновник никогда не даст такую команду, зная, что в толпе может оказаться его сын. — Товарищ майор, а на какой улице отделение находится? — Один из задержанных хочет сбросить эсэмэску друзьям, чтобы приехали и забрали: уже два часа ночи. — Маяковского. — Маяковская? «В девяностые годы была интегрирующая идея: криминал. Сейчас нет даже такой идеологии. И если произойдет возрождение России, чего я очень хочу, то только через кровь. Потому что больше не через что. И это будет наша кровь. Нам суждено быть жертво-приношением» — Маяковского. Поэт такой был. Владимир Маяковский. — Через «о» или через «а»? — Через «ы»!!! — опять взрывается майор. — Вам после школы надо, как в революцию, курсы по ликвидации безграмотности проводить. — Какой революции? Майор обреченно машет рукой и выходит из зала. По громкой связи кричат о том, чтобы следственная группа срочно готовилась на выход. В двух кварталах от РОВД очередная массовая драка, есть раненые. Милиционеры бегут к выходу мимо стенда «Сотрудники ОВД на Северном Кавказе» с подзаголовком: «Мира не будет!» Рядом со стендом объявление о наборе сотрудников московской милиции, желающих служить в МВД Ингушетии и Чечни. Москвичам предлагают жилье и сказочную по московским меркам зарплату. — Идут служить? — спрашиваю у одного из сержантов. — Мы что, похожи на идиотов? Пусть они сами там служат, а то все к нам в московскую милицию хотят. Сейчас им эту лавочку прикрыли вроде бы. — Это как? — Уже месяц, как нам дана негласная установка на работу выходцев с Кавказа не брать. Ни на какие должности. Через час мне то же самое скажет начальник отделения. Спустя еще два часа всех задержанных отпустят, выписав штраф в 50 рублей за «переход проезжей части в неположенном месте». Ненависть как шанс Если наблюдать за межнациональным противостоянием последнего месяца не с идеологических позиций, а глазами наивного чукотского юноши, то волей-неволей приходится распроститься с некоторыми иллюзиями. Иллюзия первая: национализм — это патология, удел маргиналов, не заслуживающих диалога. Пока мы так думали, национализм из грязных подворотен добрался до чистых офисов и аудиторий престижнейших вузов страны. Корреспондент «РР» испытал легкий шок, когда, встретившись с пресс-секретарем ДПНИ Аллой Горбуновой, узнал, что она преподает в Университете дружбы народов и радикальные националистические взгляды никак не дискредитируют ее в глазах коллег. Переоценка ценностей полным ходом идет и в коридорах МГУ. — Нельзя сказать, что все разом стали ксенофобами, — делится своими наблюдениями третьекурсник Макс. — Просто проблема стала доступной для обсуждения вслух. И большинство сочувствуют тем, кто был на Манежке. Слова «достали» и «давно пора» звучат все чаще. Игнорировать возросший статус националистических идей — значит дать право этим идеям захватывать все новые умы и сообщества. Призывы «заткнуть глотку ксенофобам», которые раздавались с трибун митинга «Москва для всех», лишь рекрутируют новых экстремистов. Миллионы нормальных людей, которые пока еще просто недовольны действиями этнических диаспор, оказываются в ситуации, когда их никто не слушает кроме реальных наци-экстремистов. Иллюзия вторая — наивная уверенность в том, что граница противостояния проходит между русскими с одной стороны и нацменьшинствами с другой. В реальности же острые антикавказские настроения разделяют люди самых разных национальностей, в том числе и многие представители самих кавказских народов. Разлом носит скорее не межнациональный, а межцивилизационный характер. По одну сторону разрозненное, атомизированное интернациональное большинство, желающее говорить и думать по-русски, а жить по-европейски. По другую — сплоченные этнические сообщества, члены которых хотят получать все блага современной цивилизации, не порывая при этом со своими традиционными архаичными ценностями. Иллюзия третья — это мнение, что даже для немногочисленных реальных нацистов главными врагами остаются «черные». Это не так. Националистический дискурс в последние годы стремительно эволюционирует в сторону антигосударственного. «Этнический беспредел лишь следствие предательства действующей власти» — эта мысль становится все более популярной на форумах националистов. Наконец, иллюзия четвертая и главная — это ни на чем не основанная надежда, что все межнациональные проблемы можно разрулить при помощи символа веры кота Леопольда. Но реальная жизнь не мультик, и в ней социальные проблемы не лечатся одними лишь психологическими припарками. Чтобы найти рецепт объединения нации, следует признать одну неполиткорректную вещь: советское наследство в виде добровольно-прину-ди-тельной дружбы народов уже растрачено, и сегодня наш стартовый капитал в отношениях между кавказским и российским миром не любовь, а ненависть, причем обоюдная. Новые нерусские После четырех часов дня в широких коридорах Академии труда и социальных отношений малолюдно. Несколько студентов, в которых угадывается кавказское происхождение, стоят у окна. «Девушка, а девушка!» — зовут они проходящую мимо сокурсницу. Она не откликается, проходит мимо. В академии много студентов с Кавказа. Ее ректор Евгений Кожокин говорит, что это связано в том числе с тем, что образование дает возможность сделать карьеру, а молодежь с Кавказа на это ориенти-рована. — Вы, как ректор академии, в которой учится много кавказцев, предпринимали какие-то действия после событий на Манежной площади? — спрашиваю я. Кожокин долго молчит, видимо, взвешивает слова. — Я встретился с группой студентов, которые пользуются авторитетом среди своих товарищей, и поговорил с ними. — Пауза. — Они мне ответили, что рассматривают академию как свой дом и сделают все возможное, чтобы в ней не было никаких эксцессов. Они сказали, что никакой необходимости ехать к «Европейскому» они не видят. И скажут другим, чтоб не ездили. — Может, это они только ректору так сказали? — Я склонен им верить. — У ваших студентов с Кавказа есть какие-то качества, отличающие их от русских студентов? — Есть некоторые особенности. У нас, европейцев… трудно подобрать другое слово — русских, украинцев, эстонцев, немцев, французов… идет длительный кризис института семьи. У мальчиков недостаточно мужская психология. А на Кавказе мужское воспитание сохранилось в гораздо большей степени. И мы должны перенимать друг у друга лучшее, ведь все заинтересованы в том, чтобы наша российская нация была сильной. Я ухожу разговаривать со студентами — мальчиками, вышедшими из сохранившегося «института семьи», в котором им изо дня в день прививали настоящую мужскую психологию. У одного из них на кепке написано «Ингушетия». — Как вы думаете, почему кавказскую молодежь, то есть вас, не любят? — спрашиваю я, и они посмеиваются. — Кавказ — тоже Россия, — поправляют меня, и я вижу, что они до конца нашего разговора будут осторожничать и проявлять осмотрительность. — Ладно, ставлю вопрос по-другому: почему ненавидят именно кавказцев, а не, скажем, татар? — Потому что, сколько я себя помню, всегда так и было, — говорит один. — У каждого есть свои цели. Мы приехали сюда, чтобы учиться, а потом работать, — говорит другой. — Вот вы ведь в Манежке не участвовали? Потому что у вас есть цель. И я не участвовал, и мои друзья не участвовали. Потому что у нас тоже есть цель. — И вы ничего не чувствуете, когда кричат: «Е…ть Кавказ»? — спрашиваю я и ловлю неодобрительные взгляды. — Если я увижу, что идет толпа и это кричит, я, клянусь словом ингуша, никакой злобы не почувствую. Потому что ни один из этой толпы не выйдет и не скажет мне эти слова в лицо. — А если выйдет и скажет? — За мои восемнадцать лет мне не говорили, моим братьям не говорили, моему отцу не говорили. — Но вдруг скажут?! — Тогда ответят за свои слова, если вдруг. — Он нам словом скажет, а мы ему поступком ответим. — А я своему младшему брату говорю: как бы там ни было, на все закрывай глаза, потому что ты сюда приехал за своей целью. — Значит, если ваших братьев будут бить, вы не пойдете их защищать… — Пойдем… — А чью сторону вы примете? Вы вообще будете разбираться, кто прав, кто виноват? — Я вам случай приведу… После «Европейского» мы вот с ними, — показывает на друзей, — пошли в «Макдоналдс» на «Юго-Западной». Идем к остановке, а там толпа кавказцев — бегают за девушками, парнями, и женщины от них с криком убегают. Понимаете? И эти кавказцы кричат: «Наших бьют, мы тоже бить будем!» И вот мы лично переходим дорогу и идем туда. И мы им говорим: «Вы женщин оставьте. Идите куда-нибудь с мужиками деритесь». Мы подошли туда не потому, что там были кавказцы, а потому что женщины кричали. А мимо машины едут, люди гуляют, и никто не выходит, чтобы русских защитить. — А какое вообще у вас отношение к русским? — Было, что мы ненавидели. Было, что русских ненавидел весь Кавказ. Некоторые и сейчас ненавидят. И вы сами это прекрасно знаете. — Лично в вашем отношении что поменялось с тех пор, как вы оказались здесь? — Лично я понял: есть у тебя мускулы, нет — это ничего не меняет. Умение стрелять и драться раньше нужно было, а сейчас надо идти другим путем — учиться, чтобы… к тебе в дом не врывались в масках… — А я в москвичах открыл такие качества — им дела ни до кого нет. Они увидят, что человек упал, не повернутся: каждый занят своим делом. — Значит, вы ничего не знаете о москвичах, — говорю я. — Где вы с ними общаетесь? — В кафе, кинотеатрах, на улицах. Они не понимают, что друга лучше кавказца не бывает. А фанаты — это сброд. Их всего тысяча, а в Москве живут миллионы. Почему они ничего не скажут этой горстке? — Может быть, потому, что вы пристаете к девушкам на улицах? — Как? — Ну, там, кричите: «Эй, красавица!» — Ну да… А это что — приставать? — Разумеется. — А свобода слова? Тут русские девушки сами любят кавказцев. — Ладно, я видела, как вы приставали к девушке в холле и она прошла мимо. — А что в этом такого? Это же комплимент! — Что же вы у себя дома не делаете девушкам такие комплименты? — Там нельзя. Там все знакомые, все родственницы. — А раз москвичка не родственница, значит, ее можно оскорблять? — Эй, красавица — это для вас что, оскорбление?! — Если для вашей родственницы это оскорбление, то надо думать, и для меня тоже… Вы находитесь в чужом городе, но не хотите соблюдать нормы, здесь установленные. — Почему это чужой город? Это наш город. Это наша страна. Где написано в Конституции, что девушек на улице нельзя называть красавицами? — Да, в Конституции этого нет. Но это норма, негласное правило. И если вы будете задавать такие вопросы и носить такую кепку, то никогда не впишетесь в общество. — Но мы же не нарушаем закон! — Наступить на ногу — тоже не нарушение закона, — говорю я. — Но это больно, неприятно и… дико раздражает. — Вы говорите по бытовухе! — Но отношение к кому-то и складывается из таких бытовых мелочей! — У нас тоже складывается из бытовых мелочей! — вдруг взрываются мои собеседники. — Когда у нас на Кавказе режут беременных женщин — у нас тоже отношение к русским складывается вот из таких мелочей!!! — Двадцать минут назад вы мне рассказывали, как любите русских… — Нет, вы скажите, какое у нас после этого должно складываться отношение? — Я могу вам только сказать, что далеко не все русские поддерживали ту войну. Но зато они видят, как вы ходите по улицам русских городов в таких вот кепках и задираете русских девушек… Ладно, скажите лучше, почему вы не учитесь в Ингушетии. — Там нет образования. — И кем вы хотите стать? — Мы уже стали. Он — юрист. Он — в банке работает. Он — окончил Московское суворовское училище, участковый уполномоченный. Я выхожу из кабинета вместе с этими мальчиками, выросшими в «институте семьи» в регионе, где правят связи и деньги, и с детства знающими, что такое война. Они действительно не любят русских. Но русских они и не видели. И русские, и кавказцы видят друг друга только в метро, кафе, на улице и по телевизору. И, возможно, им просто не хватает точек пересечения. В сущности, когда два народа готовы уничтожать друг друга — это ведь тоже свое-образная жажда общения, выразившаяся в такой дикой форме, потому что другой никто не предложил. Загогулина интеграции Самый интересный этап в подготовке этой публикации наступил тогда, когда корреспонденты «РР» попытались допросить социологов. Мы решили выяснить, существует ли в их среде более-менее четкое понимание, какая межнациональная стратегия реализуется сегодня в нашей стране. Но оказалось, что ответа на этот вопрос нет не только у политиков, но и у ученых. Если показать их высказывания инопланетянину, он бы ни за что не поверил, что все они — об одном и том же государстве. И такой уровень общественного осмысления этой проблемы, безусловно, говорит о глубоком кризисе национальной политики в современной России. На самом деле, если не считать этнических зачисток, то человечеству исторически известны две стратегии решения национального вопроса: стратегия плавильного котла и стратегия мультикультурного общества. В первом случае речь идет об успешном взаимопроникновении национальных культур, практик и кровей. Во втором — об их изолированном друг от друга сожительстве в рамках единого государства. Если мы говорим о котле, то главным ингредиентом «сварения» наций является жесткий, не взирающий на этнические различия порядок жизни плюс некая высшая, наднациональная ценность, будь то американская мечта, идеи мировой революции или возрождение ислама. Если же речь идет о мульти-культи, то тут на первое место выходит толерантность в ее предельно неромантичной версии — терпимости, а точнее, даже равнодушии наций друг к другу: вы нас не трогаете, и мы вас не трогаем. Наиболее ярким примером плавления наций принято считать США, примером мирного сожительства — Канаду. Но на самом деле в чистом виде эти стратегии не реализованы нигде. И Россия на всех исторических этапах своего существования тоже сочетала в себе элементы их обеих. Взять тот же СССР. С одной стороны, в нем работала жесткая линия по вовлечению в единую орбиту всех национальных политических элит, с другой — это были все-таки национальные элиты, привязанные к своим капсулам-республикам. С одной стороны, мощнейшая пропаганда «новой исторической общности людей — советского народа», с другой — развитие всех национальных культур. Но, несмотря на все противоречия, СССР все же был одним из сильнейших плавильных котлов мира. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на людей старшего поколения. И это не только эффект советской пропаганды дружбы народов. Пропаганда в деле сближения наций вообще играет совсем не такую серьезную роль, какую ей обычно приписывают. Гораздо большее значение имеют единые базовые ценности, а также общие цели и практики. Великая Отечественная война, поднятая целина, освоение нефтяного севера, строительство БАМа — именно эти совместные усилия сближали народы и формировали нацию. Да и американский плавильный котел наиболее эффективно работал во времена освоения Дикого Запада и противостояния СССР, а в последнее время на фоне разочарования в американских ценностях дает сбои. Значит ли это, что без героических надрывов в этом деле никак? Вовсе нет. Общие цели и практики на базе мощных фундаментальных ценностей — этот рецепт плавления действует и в гораздо менее героические времена. Интересная деталь: среди выходцев с Кавказа в Москве гораздо лучше интегрируются представители немногочисленных и маловлиятельных этносов и тейпов. Их слабость (недостаточно сильная поддержка клана) оказывается их силой. Они вынуждены всего добиваться самостоятельно, принимая индивидуалистическую стратегию жизни. Значит, главный недостающий ингредиент в остывающем российском плавильном котле — это такой строй жизни, который сделал бы неэффективной поддержку диаспор. Рецепт столь же прост, сколь и трудновыполним. С одной стороны, надо набраться смелости и последовательно свертывать сети этнического влияния: ликвидировать нацквоты в вузах, этнические компоненты в школах, представительства республик в других регионах. С другой — исполниться политической воли, чтобы проводить фундаментальные изменения в масштабах всего государства. Жесткая, но понятная экономика, неподкупная правоохранительная система, вызывающие уважение нормы социальной справедливости — все это перемалывает сознание разных народов не хуже, чем великие стройки и войны. Сегодняшняя российская реальность такова, что одиночка заведомо проигрывает человеку диаспоры. Но если переформатировать базовые основы государства таким образом, чтобы одиночное плавание стало более перспективным, чем пробивание брешей гуртом, это спровоцирует массовое бегство нацменов из своих диаспор и плавильный котел заработает в полную силу. Представитель любого народа, если только он не фанатик, согласится пожертвовать своей национальной идентичностью лишь в одном случае — если новая идентичность станет для него не потерей, а приобретением. Если его новый статус будет более высоким, чем прежний. А вот с этим-то у нас как раз проблемы: и моральный авторитет государства, и статус общероссийской идентичности сегодня обладают низкой привлекательностью в глазах этнических групп и заслуживают внимания лишь как объект паразитизма. — Вот вы хотите, чтобы мы интегрировались, а мы приезжаем и не видим, куда интегрироваться, — дагестанец Мурад, с которым мы познакомились в Российском конгрессе народов Кавказа (РКНК), высказал мысль, которую разными словами формулировали почти все наши приезжие собеседники. — Русские теряют свою традиционную культуру — рэп, хип-хоп, девочки с пивом и сигаретами. На нас из-за бороды смотрят косо, а если парень идет с дредами, здесь серьга, там проколото — ему ничего не говорят. На новогоднем утреннике девочка десятилетняя танцует с голым животом, а мать на это смотрит и хлопает. Ну куда это годится? Мурад работает в школе учителем физкультуры. Жалуется, что родители детям все разрешают, кнута нет, оставили только пряник. Двойки не ставить, голос не повышать — ну что это за воспитание? — Русский народ был скелетом, сейчас его пытаются удалить, — подхватывает мысль товарища дагестанец Вадим, и я начинаю подозревать, что между этими людьми и русскими националистами гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд. — В девяностые годы была интегрирующая идея: криминал. Да, вот такая странная идея, но она действовала, она перемалывала людей в единую общность. Сейчас нет даже такой идеологии. И если про-изойдет возрождение России, чего я очень хочу, то только через кровь. Потому что больше не через что. И это будет наша кровь. Нам суждено быть жертвоприношением. РКНК считается самой влиятельной кавказской организацией в России. Ее задача — способствовать интеграции выходцев с Кавказа, сдерживать их бурный темперамент авторитетом аксакалов. Занятие это неблагодарное, их то и дело обвиняют в том, что на самом деле они лоббируют интересы диаспор, и вообще — под личиной миротворцев окопались экстремисты. Под прицелом такой критики недавно оказался один из лидеров РКНК дагестанец Шамиль Османов. В телефонном интервью газете «Метро» он рассказал, что отговаривает кавказскую молодежь от ответных действий, используя своеобразную аргументацию: «Я им говорю — у вас другие задачи, вы приехали сюда учиться и работать. А по законам шариата можете иметь четырех жен. Так что женитесь, заводите детей и работайте честно — тогда не только Москва, но и вся Россия будет наша». — Я же объяснял, что говорю с этими ребятами на их языке, использую юмор, апеллирую к их мужскому самолюбию. Ну какой мужчина не хочет иметь четырех жен? Может быть, это было не очень осторожно — так говорить, но я же не политик, я не обязан всегда быть сдержанным, я хочу, чтобы была острота… В РКНК все это уже воспринимается как анекдот: на столе у Шамиля стоит подаренный сотрудниками новогодний сувенир — плюшевый снеговик с табличкой: «Мир, дружба, четыре жены». Вообще Шамиль здесь самый мелкий и несуразный: суетится, много говорит, жестикулирует, как карикатурный еврей. Даже кавказские студенты, с которыми он периодически встречается в офисе, могут позволить себе перебить его или прямо попросить замолчать, хотя в их компании он самый старший. Все это заставляет меня усомниться в том, что РКНК действительно так влиятелен, как о нем говорят. Судя по словам Османова, группа риска в московском кавказском сообществе — это люди, которые приехали недавно, только оторвались от родителей и почувствовали, что все можно. Наиболее эффективным методом нейтрализации такого контингента он считает метод Кадырова: — Чеченское представительство здесь очень хорошо работает. Они обо всех правонарушениях сообщают в ГУВД Грозного — там вызывают родителей, чтобы они знали, что вытворяет их сын. После этого не может не последовать реакция. В последнее время мы тоже перенимаем такую тактику работы. Судя по словам представителей РКНК, молодежь в Москве боится своих родителей куда больше, чем скинхедов. Шамиль рассказал удивительную вещь: оказывается, недавнее убийство дагестанца Магомеда скинхедами в электричке, убийство, которое стало одним из аргументов выйти на улицы с ножами и пистолетами, — всего лишь инсценировка. На днях Шамиль узнал, что этот парень умер от передозировки наркотиков, а родителям сказали, что его избили скинхеды — чтобы их не расстраивать и не позорить семью. И вообще Шамиль говорит, что не знает ни одного достоверно подтвержденного случая убийства кавказца на национальной почве. Чем больше я слушаю этих милых людей из РКНК, тем яснее в моей голове формулируется главная претензия к тому, что и как они делают. Они пытаются гасить межнациональные конфликты путем укрепления узкоэтнических связей. И главная их претензия к условно русскому народу из той же области: становитесь сильными, становитесь как мы, и тогда вас все будут уважать. Но в долгосрочной перспективе такая стратегия приведет лишь к архаизации российского общества. Ведь, в сущности, на Манежной площади русская молодежь именно и попыталась действовать по-кавказски — стать сильной, заставить себя уважать за одну лишь свою национальность. Но если эта, как выясняется, общая логика существования и «новых русских», и «новых кавказцев» окончательно восторжествует, то мы будем жить в государстве сильных этнических групп, но не сильной нации. Такое общество обречено на «дагестанизацию» и в конечном счете — на поражение. Потому что в современном мире выигрывают те государства, где сделана ставка на способности людей, а не на их национальную принадлежность. И именно по этому признаку — по ответу на вопрос, в каком обществе мы хотим жить, — произошел реальный раскол после Манежки. Одни люди, независимо от своей национальности, хотят жить в обществе возможностей, чтобы реализовывать свои индивидуальные амбиции. Другие —стремятся в теплое гнездышко этнических привилегий. И что бы они ни кричали — «Уважай Дагестан!» или «Русские, вперед!», — это люди одной породы, очень слабой и нежизнеспособной в глобальном масштабе, как бы круто ни смотрелись ее представители на Манежной площади, где они так любят кидать зиги или танцевать лезгинку. Оля — учительница рисования в одной из элитных мос-ковских школ. После очередной задавленной властями Манежки сидим, обсуждаем судьбы России. — У меня у 6-го класса тема урока: «Город», — рассказывает Оля. — Раздаю ребятам журналы с картинками из разных стран, предлагаю в технике коллажа изобразить любой город мира. Стамбул должны были узнать по мечетям, Прагу по замкам и так далее. К домам можно пририсовывать людей. И вот дети вырезают, рисуют, клеят. Наконец сдают работы. И что я вижу? Обычный скучный город с многоэтажками и серыми домами. К людям подрисованы какие-то баблы со словами. Не могу разобрать почерк, спрашиваю у одного мальчика, что там написано. «Россия для русских!» — отвечает шестиклассник. — И что ты ему поставила? — Что-что… Город склеен, техника коллажа использована правильно, задание выполнено. Поставила «пять». — Это был один такой рисунок? — Почти все пацаны так нарисовали. Девчонки рисовали Прагу, Барселону и магазины. Так что надежда только на женщин — возможно, они спасут мир.

Администратор Eve: http://www.vz.ru/columns/2008/9/26/212321.html - на мой взгляд метко, не в бровь, а в глаз, хотя давненько я уже не была на тех просторах, может и отстала от жизни?

Администратор Eve: Положительно Наталья Радулова начинает нравится http://www.vz.ru/columns/2009/4/17/277369.html


Администратор Eve: http://www.protalina.com/num_3_4_10/maximov.htm - Понравилось это, сохранила ссылку, чтобы позже прочитать. О черепах и вечном огне Вспомнил я, как в семидесятые годы под Воронежем возле села Семилуки, что на берегу реки Дон, проезжая на машине вдоль дороги, увидел разбросанные человеческие черепа и ужаснулся! Стал выяснять у сельчан — откуда черепа? Знал, что в этих местах во время войны шли тяжелые бои. Толпившиеся в очереди возле магазина местные жители очень спокойно мне объяснили: — Да ты чего подумал? Это не наши. Это черепа немецких солдат, вокруг деревни полно их. Ребятишки в футбол ими играют. «Не наши», — уяснил я себе. Пришло время, и вот я вместе с немцами сижу в одном «окопе»: собираю гуманитарные дарения, пакую вещи, помогаю доставлять их в Россию для госпиталей, своим старым солдатам. Это сотни тонн жизненно важных медикаментов, всего, что помогает облегчить и продлить жизнь ветеранам. В Дрездене я вместе с немецкими ветеранами возлагаю цветы на могилы наших солдат: кладбище ухожено немцами. Помню, при Брежневе по всему Советскому Союзу, в городах, селах, поселках возникали обелиски, мемориалы с Вечным огнем и с именами погибших воинов. Большинство из них ушло в забвение, а «вечные» огни погасли... Развалился и мемориал возле села Семилуки, открытие которого в свое время транслировали по всесоюзному телевидению. И решил я поискать места захоронения немецких солдат на Урале. Поговорил с ветеранами. Передумалось тогда многое. В конце концов решили открыть первое кладбище немецких военнопленных в поселке Уралниисхоз под Екатеринбургом. Откровенно говорю сейчас об этом: тогда, в 1995 году, дело это было необычным и могло иметь непредсказуемые последствия. У местных жителей это не вызывало беспокойства. Немцы в поселке были расконвоированы, строили дома. Они жили в отдельной казарме, но имели свой огород, спортивную площадку… В общем, и те, и другие по-доброму сжились друг с другом. Встал вопрос о памятнике. Дело оказалось нелегким. Помощи практически не было. Началась суета по подготовке очередного великого памятника в Екатеринбурге — маршалу Жукову. Помог традиционный метод — деньги в нужные руки… И через неделю заказ был готов — конус весом не в одну тонну. На усеченной верхней плоскости на русском и немецком языках было вырублено: «Здесь покоятся немецкие солдаты». Простые эти слова предложил немецкий доктор Зюсс. С ним судьба свела меня давно — при организации гуманитарной помощи русским от немцев. Памятник был открыт 8 мая 1995 года, через пятьдесят лет после войны. Только через полвека мы стали осознавать чувство долга перед жертвами войны. Только через полвека мы спохватились и вспомнили о суворовской мысли — война заканчивается тогда, когда бывает захоронен последний погибший солдат. А от себя хотелось бы добавить: когда мы, бывшие враги, стоим вместе, склонив головы над могилами своих жертв, — тогда и наступает мир.

Администратор Eve: http://krotov.info/libr_min/13_m/el/nik_2.htm Одним из самых устойчивых мифов, особенно в околоцерковной среде, является представление о "Москве — Третьем Риме", воспроизводимое в различных изводах как "Святая Русь", "хранительница веры православной", "оплот нравственности", "спасение цивилизации". Фантазия человеческая щедро украшает предложенную идею, приятную для собственного слуха и сознания. Длительное время в имперской России бытовала ошибочная версия, что в явном виде эта концепция впервые была сформулирована в посланиях старца Филофея из Псковско-Елизарова монастыря великому князю Московскому Василию III Ивановичу (первая половина XVI века): "Храни и внимай, благочестивый Царь, тому, что все христианские царства сошлись в одно твоё, что два Рима пали, а четвертому же не бывать". Однако в действительности впервые эта идея была выдвинута существенно раньше — митрополитом Зосимой в предисловии к его труду "Изложение Пасхалии" (1492), а Филофей обосновал эту концепцию в соответствии с господствовавшими тогда запросами русского общества. Конечно, такая идея (по сути, так и не воплотившаяся наяву) приятна для собственного слуха и сознания. Однако Россия не только не одинока в этой концепции, но даже не она её изобрела. "Равняться на запад, слушать их мнение… нам, Великороссам, унизительно и бессмысленно. Мы, не они, а они, не мы" — восклицает другой православный публицист Владимир Славянский. Что ж, ещё раз просматривая и сравнивая статистические данные по странам, приходишь в недоумение чего именно следует опасаться стране — "оплоту нравственности", чтобы не быть похожим на "развратную" Голландию. Социальные проблемы всегда остаются социальными проблемами, в Голландии они тоже есть и с болью осознаются обществом. Но нельзя отказать каждой стране в выборе собственных средств решения социальных проблем. Уверен, что найдётся много людей, повествующих о примерах разврата и грязи в Голландии, в том числе и из их личного опыта ("был я на красных фонарях, так там такое!..."). Однако, как бы то ни было, вопрос нужно ставить не "есть или нет", а "как часто", насколько то или иное явление нормально для общества: является ли оно широко распространенным или же скорее чем-то исключительным. Увы, в отечестве нашем всё перечисленное процветает в значительно больших масштабах. В Голландии всё из перечисленного только что или ранее — дикость, какое-то патологическое исключение; здесь действительно не привыкли к этому. Когда голландцы приезжают в Россию или Украину, то спрашивают: "Почему вокруг одни проститутки?" — и приходится объяснять, что они вовсе не проститутки, а просто так одеты (у кого-то не хватает чувства стиля, кто-то движим ложными представлениями о стиле, кто-то не имеет собственного мнения и стадно подражает всякому гламуру и т.д.). Кстати, если спросить у кросс-культурных психологов, какова самая главная черта голландцев, то они скажут: ориентация на семью и семейные ценности. Здесь и количество проведённого времени с детьми обоими родителями (а не только мамами, как у нас), и распределение бюджета, и совместные отпуски, и понимание ответственности отношений вкупе с приведённой выше статистикой. Помимо того, голландцы считаются одной из самых путешествующих и саморазвивающихся наций. В чём саморазвитие? Чтение, спорт, изучение языков (даже продавщица овощного магазина сумеет сносно изъясниться на 1-2 иностранных языках), вовлечение в какие-то иные хобби, творчество, посещение музеев, концертов и театров. Для голландцев нормально, собираясь в другую страну, прочитать о ней, иметь представление об истории и выучить хотя бы несколько фраз на языке этой страны. Возвращаясь из отпуска, голландцы рассказывают о том, что увидели и чего нового узнали: интересные факты, природа, музеи. Когда же в Голландию приезжают "светильники высокой нравственности из богоспасаемого оплота", ругающие страну за "разврат"... куда они направляются? Правильно: улица красных фонарей, кофе-шопы и ещё раз улица красных фонарей, музей секса и музей водки... а далее по магазинам. Быть может, 1 из 30 за время поездки сходит во всемирно известный Королевский музей, где собраны уникальные работы Рембрандта и Фламандской школы. 1 из 50 съездит в Мадуродам (мини-Голландия) или посетит знаменитые тюльпанные поля, привлекающие туристов со всего мира. Да, можно пройтись по улице красных фонарей, чтобы создать своё впечатление, можно зайти на экскурсию в кофе-шоп, никто не заставляет употреблять марихуану или что-то покупать... но как ЭТО может иметь вершинный приоритет интересов?!!! Чему удивляться, если по возвращении домой такой "высоконравственный обитатель Святой Руси" будет полон впечатлений именно о развратной, а не культурной и интересной Голландии? В Голландии постоянно проводятся потрясающие концерты и фестивали различных музыкальных направлений, многие из которых к тому же бесплатны. Среди посетителей очень много молодёжи. Представителям же "оплота нравственности" это неинтересно. Как и не интересны великолепные, действительно великолепные концерты, которые нигде так не услышишь, например, реквиемы Моцарта и Верди, ежегодные "Страсти" по Иоанну и Матфею Баха... Крутят носом: а чё туда идти? мы, вот, с друзьями собрались в Амстердам поразвлечься (это классический ответ). При этом сами же представители "оплота" считают себя на голову выше и нравственнее голландцев, и не стесняются говорить об этом. Как и не стесняются представляться православными. Но позволительно спросить в ответ: в чём же ваше православие? Где ваше христианство? В превозношении, в ненависти к другим, в глупости, в агрессии, в фарисействе и лицемерии?.. Да, право возразят те, кто скажет, что есть добрые и чудесные люди, истинные светильники нравственности и мысли. Да, они есть, и, к счастью, их немало! Но именно такие, как раз, и не превозносятся, и не лезут в чужой глаз грязными руками, чтобы вытащить из него сучок! Таким "носителям благодати" должно напомнить слова Христовы: "Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего!" (Мф.7:5). Но здесь ведь даже не бревно, а целый непроходимый лес с топями! Говорить о том, что где-то хуже, чем у нас — одна из форм блокирования механизмов обратной связи в обществе, своеобразная форма социальной анестезии, то есть обезболивания. Вместо того чтобы серьёзно заниматься решением проблем, куда проще сказать, что где-то ещё хуже, даже если это не соответствует действительности, а всех несогласных объявить еретиками, иудами и врагами. Проблему подобного подхода прекрасно раскрыл игум. Пётр (Мещеринов) в своей статье "Вл. Соловьев и национальный вопрос". В частности, игум. Пётр, приводит критерии ложного патриотизма, который "исходит из того, что наш народ, как он есть, не только лучше всех других народов, но даже есть единственный хороший, единственный христианский народ. […] Когда же от нас требуют прежде всего, чтобы мы верили в своей народ, служили своему народу, то такое требование может иметь очень фальшивый смысл, совершенно противный истинному патриотизму. Для того, чтобы народ был достойным предметом веры и служения, он сам должен верить и служить чему-нибудь высшему и безусловному: иначе верить в народ, служить народу, значило бы верить в толпу людей, служить толпе людей, а этом противно не только религии, но и простому чувству человеческого достоинства […]. Ложному патриотизму свойственно утверждать, что у нас "всё хорошо и так", и, следовательно, всякое национальное строительство должно сводиться к охранению и обороне, ибо кругом враги".

Пионер: Действительно сложная проблема, автор статьи хорошо поработал, однозначных ответов, нет, да и быть не может, разность в культуре очень большая. Нужно что - то делать, война это крайняя форма, и не всегда победитель будет на коне. Нужно хотя бы начать диалог, пока же у нас пропасть в милю, и друг друга мы не слышим. Когда кавказец один, то вроде бы он нормальный человек с которым можно говорить, когда их трое, возникает мысль, а о чём можно говорить? Когда десяток, всё стена, у них стадность выше, чем русских. У меня нет ответов, но есть стойка осознанность опасности, а это тоже лучший спутник диалога. Иногда хочется поставить китайскую стену на границах Кавказа, потому что я их вижу везде!!!!!!! Нужно, нужно, что то делать, иначе опять будут Кавказская бойня!!!­

Администратор Eve: http://www.geo.ru/photo/gallery/braiton-bich - Брайтон Бич - последний оплот советскости

Администратор Eve: Шутка или всерьез, но все равно смешно набрела на http://www.greencard.by/community/forum/messages/forum40/topic1630/message45725/#message45725

Администратор Eve: http://kp.ru/daily/25743.5/2731478/ Политика Публицист Юлия Латынина - о психологии лондонских погромщиков: «Мы вас ненавидим, а вы нам должны» На Западе происходит примерно то же, что происходило в СССР в 1991 году, - крах социалистической экономики. Увы, социализм, как и сифилис, - смертельное заболевание вне зависимости от того, является ли социализм следствием тирании Сталина (как в СССР) или следствием всеобщего избирательного права (как на нынешнем Западе). Хотя формы социализма, как и сифилиса, бывают разные. Если сгонять крестьян в колхоз с помощью НКВД, то голод придет на следующий год. А если систематически забирать деньги тех, кто работает, и отдавать их тем, кто не работает, то рано или поздно у вас начнутся долговая яма, бунты в Лондоне - и далее везде. В этом смысле бунты в Лондоне - куда более показательная вещь, чем снижение кредитного рейтинга США. Точнее, не сами бунты, а реакция системы на них. Потому что любую систему характеризует не ошибка, а реакция на ошибку. Бунты в Лондоне Напомню, с чего все началось. 29-летний нигде не работающий гангстер, имеющий четверых или (по некоторым источникам) пятерых детей от разных матерей, стрелял в полицейского и был застрелен ответным огнем. После чего банда, в которую входил Марк Дагган, принялась бить и жечь магазины, а вскоре к ней присоединились другие банды. Бунт - самое неважное в этой истории. Важна реакция на бунт. Сначала английские газеты половину статей о Марке Даггане посвящали цитатам из его родственников: какой уважаемый это был член общества и как эти суки полицейские посмели убить такого ангелочка. Упомянуть о том, что банда Даггана торговала наркотиками, было еще возможно. Но вот сказать, что главным источником дохода для него и его сожительницы были даже не наркотики, а госпособие на детей и что по одной этой причине Дагган собирался жениться, было бы просто моветоном. По мере нарастания погромов тон либеральных СМИ изменился. Например, «Гардиан» разразилась редакционной статьей о том, что во всем виновата проклятая политика министров-капиталистов, которые сокращают рабочие места: как будто хоть один из погромщиков с дорогим сотовым телефоном blackberry в руке когда-то работал. Странное дело: если государство строит молодежные центры, а молодые павианы превращают их в хлев, то, наверное, дело не в центрах? Как говорил профессор Преображенский, разруха не в клозетах, она в головах. Но вот госпожа Батмангелидж, которая профессионально занимается благотворительностью в основанной ею The Place To Be and Kids Company, так не думает. Она просит еще больше денег, чтобы построить еще больше центров, которые павианы разнесут с еще большей страстью. Иначе говоря, есть страшный, чудовищный наркотик, на который подсадили безработную молодежь. Он называется социальное пособие. Это штука страшнее героина - с нее не слезешь, и она приводит к такому же безответственному поведению, как героин. Богатые и неверные Знаете, что это напоминает? Репортажи из горячих точек. За последние десять лет - с 11 сентября - есть нерушимый канон либерального репортажа об исламских фундаменталистах. Есть ребята, которые режут неверных, потом этих ребят мочат, потом приходят неверные с телекамерой и снимают рыдающую семью, которая рассказывает, как кровавый натовский режим ни за что ни про что убил мирного жителя. Это уже стало правилом игры: мы будем резать неверных, а когда неверные вдарят в ответ, мы будем плакать на телекамеру. И я все думала: когда эта замечательная история вернется в Европу? И вот вернулась. Мы будем стрелять в полицейских. Мы будем громить лавки. А потом мы встанем перед телекамерой и пожалуемся. Поняли, суки? Мы тут в натуре ваши жертвы, а кто этого не признает, того порвем на хрен. Такой внутренний ХАМАС. Мы вас ненавидим, а вы нам должны. «Марк был хорошим, - говорит мисс Уилсон. - Он любил своих детей». Между прочим напомню: мисс Уилсон, сожительница гангстера, 29 лет, с тремя детьми, - студентка Университета Мидлсекса. Как вы понимаете, не за свои деньги учится. Можно узнать, в каком обществе и в какую эпоху 29-летняя сожительница гангстера с тремя детьми могла бы за деньги налогоплательщиков учиться в университете? И эти ребята жалуются, что общество их бросило? Джейн Гудолл, 45 лет, изучавшая шимпанзе в национальном парке Gombe Streams в Танзании, первые 8 лет в общем-то не наблюдала чрезмерной агрессии. За бананы дрались, но яйца друг другу не откусывали. А через 8 лет начали откусывать. Знаете почему? Их стали кормить. В заповеднике учредили систему соцобеспечения. И там началось точно то же, что в пригородах Лондона. Изобилие халявы не привело к улучшению характера. Оно привело к росту агрессии. Несправедливость Несправедливость заключается в том, что у работающего человека берут деньги и отдают их гангстеру Марку Даггану и его сожительнице мисс Уилсон. Несправедливость неменьшая заключается в том, что эти отобранные у работающих людей деньги превращаются в наркотик, на который подсаживают бедняков, и, как со всякого наркотика, слезть с халявы невозможно. Миллионы людей низводятся до состояния животных, чтобы наркоторговцы, называющие себя социалистами, лейбористами, социальными работниками и прочими, получали голоса прирученных ими наркоманов. И понимаете, какое дело? У 29-летнего гангстера Даггана было четверо (или пятеро) детей. А у полицейского, который его застрелил, был, зуб даю, один ребенок. И когда в первом поколении один Дагган на одного полицейского, жить еще можно. А когда во втором поколении Дагганов четыре и, чтобы их содержать, каждому хорошо работающему придется платить в 4 раза больше налогов, то это превысит сумму заработка работающего. Свобода слова и universal suffrage То поколение российской интеллигенции, к которому я принадлежу, с молоком матери впитало любовь ко всеобщему избирательному праву и свободе слова. Мы привыкли считать, что эти два столпа современного Запада и являются высшей точкой эволюции человеческого общества. И вот сейчас я в этом как-то сомневаюсь, потому что в результате политики «написать можно все» оказывается, например, что около 30% американцев думают, что правительство может быть как-то причастно к 11 сентября. Простите, но это очень больное общество. Это общество, в котором кучка сумасшедших маргиналов - и более того, исламистов, врагов этого общества - сумела навязать свою точку зрения под видом «свободной дискуссии». Мне скажут, это и есть свобода слова. Ты высказываешь одно мнение, противник твой - другое, а в результате вашего спора рождается истина. Тебе говорят: сказать можно все, а правда сама найдет себе дорогу. Неправда. История науки действительно так устроена: приходит человек, говорит, что Земля вертится вокруг Солнца, и рано или поздно это пробивает себе дорогу. Но вот история человеческого общества устроена иначе: приходит фанатик, подает идею, за которую люди готовы умирать и убивать, и эта идея побеждает тех, кто умирать не готов. Она устроена так, что вот есть вольнодумная Римская империя, стоики, эпикурейцы, и вдруг появляется маленькая группа фанатиков, которая сообщает, что у них тут бог был распят на кресте и на третий день воскрес. И эта группа фанатиков сначала готова за это умирать, а потом - убивать за эту светлую идею. И просвещенная Римская империя накрывается медным тазом, а люди на тысячу лет перестают читать и мыться. И абсолютно такая же история происходит в Европе XIX века. Все замечательно, впервые в истории человечества частная собственность защищена, мир движется на всех парах по железной колее прогресса, ничто в истории человечества еще не обеспечивало такого увеличения количества благ в обществе; над Британской империей со столицей в Лондоне не заходит солнце - и вдруг в этом самом Лондоне живет Карл Маркс, нищий, но обязательно со слугой (освободители человечества без слуг не живут), на деньги капиталиста Энгельса. Неустойчивость демократии Проблема заключается в том, что демократия, основанная на всеобщем избирательном праве, оказывается неустойчивой системой. Она не обладает способностью к саморегулированию. Не происходит так, что государство распределяет все больше, халявщиков становится все больше и больше, и в момент кризиса халявщики говорят: ой, ё-моё, нас тут слишком много, давайте проголосуем за то, чтобы государство распределяло меньше, а мы больше работали. Здесь положительная обратная связь - чем больше халявщиков, тем больше они требуют. Теперь вы меня спросите: а что вместо этой системы? Если общество не может регулировать себя само, то где возьмется регулятор? Кто повесит кошке на шею колокольчик? Есть две другие системы. Первая называется представительный образ правления. Когда голосуют только собственники, а собственников много. Второе не менее важно, чем первое. Потому что если собственников мало, то они закрепляют свои преимущества внеконституционным способом. Так произошло в Венеции, Латинской Америке и олигархической России. Две страны, которые развивались в XIX веке наиболее быстро, Великобритания и США, были устроены именно таким образом. Есть вторая система - просвещенный абсолютизм. Вы спросите: а как отличить просвещенного деспота от тирана? Ответ очень простой - глазами. Это, знаете, как вопрос «а как отличить чемпиона мира от наркомана, который валяется в канаве?». Ответ - по результатам соревнований. А наркоман тоже говорит, что он чемпион. Очень хорошо, а кроме него это кто-то говорит? Вы мне скажете, что эти два режима тоже неустойчивы. Что просвещенный абсолютизм увеличивает число собственников, смягчается и переходит в демократию. Что это такой разгонный бустер на коротком историческом отрезке. А вот это самая главная мысль, которую я хочу высказать. Ни одно из более или менее хорошо устроенных обществ - то есть просвещенный абсолютизм, предcтавительное правление с широкой базой и богатая демократия - не является устойчивым. В своем развитии они отрицают сами себя. Но поскольку кроме внутреннего развития есть еще и внешняя конкуренция, то пока человечество двигалось вперед.

Администратор Eve: Понравилось решила сохранить на будущее, пример адаптации без истерик и выкриков http://www.govorimpro.us/showthread.php?t=22515&page=65&p=540100&viewfull=1#post540100 : Re: Жизнь с нуля... Alex Neal, прошло уже более 9 месяцев с вашего переезда в США из Украины. Давайте на мгновение остановимся и подведём небольшие итоги. Представьте как бы вы прожили эти 9 месяцев в Украине, если бы не переезжали и сравните с жизнью в США. Поделитесь пожл. этими сравнениями. Всем привет! На Украине это время шло бы своим чередом. Я продолжал бы торговать камнем и кирпичом, увеличивая ассортимент. Я планировал производство искусственного камня, и мои последователи таки воплотили это в реальность. Готовился бы к конкуренции с Эпицентром, который должен открыться вскоре почти напротив моей площадки. А с ними конкурировать очень тяжело. В своём доме я планировал, как и многие другие имеющие дома, обновить крышу, сделать нормальный ремонтик и т.д. Из отдыха; вряд ли мог себе что нибудь позволить, разве что отправить семью на 10 дней моря. Может быть сходил бы на рыбалку пару раз. В силу того какой сейчас на Украине президент улучшений в стране не предвидится очень долго. Соответственно по всему городу есть и будет атмосфера напряжённости и недовольства повышением цен на продукты, энергоносители и т.д. Все разговоры вокруг и с друзьями были бы только об этом. А это мне надоело ещё при тех правителях. Тут. Тут мы за это время с семьёй побывали на океане(заливе под СФ), побывали в парке о котором ранее только мечтали. Были в горах и можем позволить себе поехать туда опять. Были на горном озере ,с потеплением будем туда ездить неоднократно. Вот только на счёт тёплого океана пока не знаю, получится ли в этом году... Я побывал уже более чем в 10-ти штатах, освоил новую профессию(в течении месяца буду переходить в более лучшую фирму, с большим заработком), и это ещё не предел. Живём в доме, но пока ещё не имеем своего, но к этому стремимся. Жена раскрыла свои преподавательские потенциалы, и двигаемся к открытию своего садика. Несомненно этого всего ещё недостаточно, но мы не стоим на месте. Всему своё время. Детям очень нравится учиться, им сейчас тяжело, но потом будет легче. И у них есть тут перспективы, в отличии от того города откуда я. Нас устраивает эта погода, этот уровень жизни. Нравятся эти приветливые люди. Одним словом - мы дома! Хотел ещё отметить, что независимо от экономического положения государство здесь беспокоится о своих жителях. Всевозможные программы, помощи, гранты, обучение, и во многих случаях бесплатное. Я восхищаюсь государством так как они организовали все условия для людей инвалидов. Всё в городе устроено и для них. Каждая дорога, транспорт, магазины, туалеты всё приспособлено для ихнего удобства. Для приезжих тоже организовано, классы по обучению английского языка и дальнейшее обучение. Да порой жизнь здесь не сахар, но мне почему то не страшно, легко дышится и есть перспективы... И раз уж мне представился такой шанс, возможность что то изменить в своей жизни, мы меняем и не в худшую сторону.



полная версия страницы